Александр Первый — самый загадочный из династии Романовых на Российском троне. С раннего своего детства имел он несколько личин, и до конца дней его никто из близко знавших императора не мог поручиться за то, какая из его личин истинная. Итак, 12 декабря 1777 года пушки Петропавловской крепости дали 201 залп, салютуя рождению у великой княгини Марии Федоровны и цесаревича Павла Петровича первенца Александра, будущего императора Александра Первого.
Под диктатом Екатерины II
Детство Александра прошло под диктатом императрицы Екатерины II, которая сразу после рождения отняла ребенка у родителей и занялась формированием из него идеального наследника русского престола. Она ненавидела собственного сына Павла и видела в Александре его антипода и свой шанс исправить ошибку судьбы. Как это часто бывает, Екатерина перестаралась. Воспитатели и учителя Александра, подобранные ею, внесли изначальный диссонанс в мироощущения ребенка и заложили в нем способность к перемене лиц в зависимости от конкретной ситуации.
Александр Первый: Лагарп и «кавалеры»
Воспитателями Александра по выходе его из женской опеки мамок и нянек в возрасте пяти с половиной лет стали русские «кавалеры» , т.е. мужчины генерал-аншеф Николай Иванович Салтыков и его помощник генерал Александр Яковлевич Протасов, а законоучителем и духовником — протоиерей Андрей Афанасьевич Самборский. Это были вполне благонамеренно настроенные монархисты и консерваторы, но они не были обременены педагогическими талантами. Тогда Екатерина выписала из Европы самого выдающегося педагога, призванного привить любимому внуку императрицы тонкую европейскую культуру и манеры поведения. Им был Ф.Ц.Лагарп, который покорил Екатерину своей прямотой и свежестью суждений республиканца и личной честностью.
Александр Первый: душевный диссонанс
Лагарп быстро отодвинул от Александра прямолинейных и невежественных «кавалеров» и полностью овладел вниманием и детской привязанностью ребенка. Тонкие струны души его оказались настроены на либеральный лад и скоро начали входить в диссонанс с охранительными мотивами, которые пытались привить ему честные служаки Салтыков и Протасов. А законоучитель Самборский больше был занят выращиванием садовых растений, нежели воспитанием царевича. Рано или поздно в душе юного Александра должно было произойти столкновение таких разных мировосприятий. «Кавалеры» уже начали жаловаться императрице на влияние Лагарпа, но до революционных событий во Франции она не придавала им большого значения.
Александр Первый: выход из душевного конфликта
Между тем Александр овладел в совершенстве европейскими языками и приступил к освоению наук, но расчет Екатерины на то, что преподаватели скорректируют умонастроение своего августейшего ученика в нужном направлении, не увенчались успехом. Ни эрудит и полиглот граф М.Н.Муравьев, ни ученый-естествоиспытатель П.С.Паллас, ни иные преподаватели светских наук не оставили никакого следа в душе воспитанника. Он целиком был занят Лагарпом и, казалось бы, должен был стать законченным либералом и республиканцем. Однако он не стал ни тем, ни другим. Он нашел выход из этого душевного конфликта, и этот выход ставил всех в тупик.
Личины для бабушки
Александр предпочел лицемерие. Он примерил две маски: одну для столь понравившегося ему Лагарпа, а другую для обожавшей его бабушки-императрицы и приставленных ею к нему генералов. Он рано увидел и понял, что Екатерина не сочувствует республиканским идеалам его кумира Лагарпа и изготовил для нее приятную ей личину. А истинный Александр скрылся за этими пока двумя личинами. Лишь однажды генерал Протасов подсмотрел нечто и записал в своем дневнике, что 14-летний Александр проявляет «шпынство», т.е. поддразнивание, насмешливость, лень и странную жестикуляцию, шутовские поклоны и некие «дурные привычки».
Личина для отца
По мере взрастания и взросления Александр должен был посещать и «малый двор» отца в Гатчине. Павел платил своей матери той же монетой — лютой ненавистью к ней лично, к ее фаворитам и клевретам, вообще к ее системе управления империей. В Гатчине царили прусские армейские порядки, плац-парадная шагистика, грубые нравы и лексика. Юный великий князь погружался в эту атмосферу и стремился быть здесь также своим. Это была уже новая личина, которую надо было снимать при возвращении к «большому двору» Екатерины, где царила утонченная, но еще более грязная нравственно атмосфера. Лицемерие превращалось в притворство, как способ перевоплощения.
Александр Первый: красивая игрушка в руках взрослых
Воспитание и образование Александра не было завершено, и это самым негативным образом сказалось на его судьбе. Молодой человек с неокрепшей психикой сделался игрушкой в руках жестоких и отчаянно интригующих взрослых. Екатерина жаждала передать ему престол помимо Павла. Она обручила 15-летнего юношу с 14-летней принцессой Баденской Луизой, а через несколько месяцев для двух подростков сыграла пышную свадьбу. Пара была ослепительна, но слишком молода для серьезной семейной жизни. В результате брак оказался несчастливым. Две родившиеся дочери очень скоро умерли, наступило охлаждение, а затем и отчуждение с неизбежным адюльтером.
Александр Первый: и от бабушки ушел, и отца успокоил
План Екатерины по престолонаследию провалился. За два года до своей смерти она пыталась говорить об этом с сенаторами, но встретила глухое и мрачное молчание. Сам Александр на сделанное ему предложение ответил странным письмом, в котором изливались верноподданнические чувства и благодарность августейшей бабушке, но не было ни отказа, ни твердого согласия. Более того, он написал одному из своих молодых друзей графу В.П.Кочубею письмо, полное уверений в нежелании предстоящего царствования. Он знал, конечно, что письмо станет известно отцу. Так и случилось. Цель этого лавирования была достигнута, а бабушка вскоре отошла в мир иной, так и не успев обнародовать заготовленный манифест о наследовании трона.
Александр Первый: в руках отца
Теперь Александр оказался в руках взбалмошного и страшного для него отца. При одном взгляде его юноша вместе с братом своим Константином дрожал как осиновый лист. Павел назначил его военным губернатором Петербурга, поначалу всячески ему благоволил, в его присутствии лично освободил из узилища польского патриота Тадеуша Костюшко, чем вызвал бурный восторг молодого человека, однако к государственным делам его не допускал и требовал от него унизительно подробных докладов о гарнизоне, подлавливая сына на мелочах, приводивших его в ступор.
Александр Первый: пожалуйте царствовать!
Как ни лавировал Александр, он не избежал подозрений отца, который застал его как-то за чтением книги Вольтера «Брут». Павел послал к нему графа Кутайсова с другим сочинением Вольтера, «Историей Петра Великого», раскрытой на главе, повествующей о деле царевича Алексея. Я под топором — в ужасе писал Александр в одном из доверительных писем. И согласился на участие в заговоре против отца. Он не хотел его смерти, долго противился заговорщикам. А в какой-то части лабиринта своей души уже хотел этого и согласился занять окровавленный трон, несмотря на клеймо отцеубийцы. Главный заговорщик граф Пален видел его насквозь. Довольно ребячиться, — сказал он ему, грубо прерывая его истерику при известии о перевороте, — пожалуйте царствовать!
Александр Первый: маска смерти
И все же смерть отца, которая ложилась несмываемым пятном на всю его будущность, была настоящим потрясением. Современники свидетельствуют, что изменились даже черты лица Александра, и он стал непохож на свои ранние портреты. К трем прежним личинам добавилась четвертая и самая ужасная, скрывающая снедающую его изнутри собственную совесть и чувство вины, которое вскоре обратилось к нему своей инфернальной стороной и погрузило его в пучину мистицизма. Это была маска смерти, которая просвечивала во всех его последующих настроениях и поступках.
Александр Первый: убийцы деда и убийцы отца
Он не любил екатерининских вельмож, ибо они были убийцами его деда. Он не любил павловских сановников, ибо они были убийцами его отца. Однако он практически никого не наказал из последних, за исключением легкой опалы. Лишению чинов и окладов подверглись такие «заведомые цареубийцы» как Скарятин, чьим шарфом был задушен Павел I, Яшвиль, Татаринов. А вот, к примеру, Беннигсен стал одним из главных военачальников и командовал войсками в Отечественной войне. Правда Александр не приглашал его ко двору, не дал ему фельдмаршальский жезл, как Витгенштейну или Сакену, но и не притеснял.
Милость к заговорщикам
Такие цареубийцы, как Талызин, Депрерадович, Толстой, Вяземский, Бологовский, Аргамаков вообще не были затронуты опалой, а П.М.Волконский и Ф.П.Уваров даже приближены. Когда Александру сообщили о заговоре в офицерской среде и передали точный список членов кружков и тайных обществ, он отказался преследовать их, не считая себя вправе это делать. Он не сочувствовал либеральным, а тем более революционным республиканским проектам будущих декабристов, но поддержал было радикальный проект реформ Сперанского. Не было уже ни бабки, ни отца, но личины, приготовленные для них, намертво приросли к его душе и продолжали властвовать над взрослым и вполне самостоятельным, даже всесильным самодержавным императором.
Александр Первый: эмоциональная внешняя политика
Внешняя политика считается коньком Александра. В дипломатии он признается вполне самостоятельным и творчески мыслящим политиком. Именно здесь психологический портрет российского императора встает в полный рост. Александр питал иллюзии насчет непобедимости своей армии влоть до Аустерлица. Поражение он переживал примерно так же тяжело, как и смерть отца. Ему неприятен стал М.И.Кутузов и другие свидетели его военного позора. Он отвергал и советы своего министра иностранных дел Адама Чарторыйского о желательности сближения с Наполеоном.
Психологическая дуэль с Бонапартом
Особенно показательна его психологическая дуэль с Бонапартом, которого он сначала повелел предавать анафеме в русских храмах, но затем неожиданно заключил с ним Тильзитский мир и союз. Встречаясь с Наполеоном, он выказывал удивительную предупредительность, так что недовольное дворянство называло его «приказчиком Наполеона». Мать его, Мария Федоровна возглавила оппозицию, друзья мягко намекали ему на судьбу его отца. Он стоял на своем и все-таки перехитрил Наполеона и оказался прав. За непостижимую многоликость Наполеон назвал его «Северный Тальма» (знаменитый парижский мимик), а за невероятное упорство — «упрямый как лошак».
Голубоглазый красавец и лицедей
Александр был хорош собой, прекрасно сложенный голубоглазый красавец. Немного портили его, пожалуй ранняя глухота на левое ухо (последствия детской любви к парадам и пушечной пальбе), легкое прихрамывание и особенно лысина, доставлявшая ему истинное страдание. Он любил нравиться и был истинным обольстителем. С годами развилось болезненное тщеславие. Его боготворил народ, не дававший ему ни прохода, ни проезда. Люди целовали его одежду, обувь и даже коня, на котором он ехал. После заграничного похода и вступления в Париж он приобрел европейскую славу, чем очень дорожил. Своими манерами, умением принимать позы античных статуй необыкновенным обаянием и лицедейством он внушал к себе любовь и почитание самой разнообразной публики.
Александр Первый: сердечные привязанности
Сердечные привязанности его ставят в тупик исследователей. Особенно шокирует его горячая, более чем братская любовь к родной сестре Екатерине Павловне. Письма к ней были откровенны до того, что вызывали подозрение в кровосмесительстве. Однако, это, конечно же не так. Он имел многочисленные увлечения, среди которых были прусская королева Луиза, баденская принцесса Стефания, вдова героя войны 1812 года княгиня Багратион, генеральша А.П.Керн (пушкинский «гений чистой красоты»). Однако настоящей и многолетней страстью его была дочка польского князя Святополк-Четвертинского и жена «канцлера ордена рогоносцев» (Пушкин) обер-егермейстера Нарышкина Мария Антоновна, с которой Александр прижил двух дочерей.
Александр Первый: всеми цветами радуги
Над всеми чертами его характера царило обретенное в детстве поразительное лицемерие и непостоянство. Он одновременно был близок с совершенно разными людьми — любезничать с ненавидевшими друг друга Наполеоном и Фридрихом-Вильгельмом III, работать со Сперанским и Аракчеевым, вести задушевные беседы с просвещенным консерватором Карамзиным и мракобесом архимандритом Фотием. И никто не мог быть уверен в том, что император думает именно так, как он говорит. По меткому замечанию Адама Чарторыйского, душа его переливалась «всеми цветами радуги». По определению шведского канцлера Лагербьёлке, он был «тонок, как кончик булавки, остер, как бритва и фальшив, как пена морская».
Сфинкс, не разгаданный до гроба…
Загадочной выглядит и неожиданная смерть императора. «Сфинкс, не разгаданный до гроба», — написал о нем князь П.Вяземский. Александр умер в Таганроге после пустяковой простуды, поначалу не вызвавшей особого беспокойства. К концу жизни он был уже измотан психологически и постоянно путешествовал, получив прозвание кочующего деспота. Он был уже весь во власти своей последней личины — «маски смерти», порожденной грехом отцеубийства — мрачно-мистического настроения, воспринятого от баронессы Крюденер. Памятником ему стало не только прозвание «Благословенный», но и посмертная мистическая легенда о старце Федоре Кузьмиче.
Загрузка ...